Руководитель круиза по Гавайям открыл школу танца «хула».Занятия шли полным ходом. Можно было только удивляться тому, с каким увлечениемосваивали женщины этот замечательный гавайский танец. Смущаясь, они робковыходили на середину многолюдного зала, но постепенно в их движениях, вначалетаких неуклюжих, все заметнее проступало то завораживающее изящество ритмичногопокачивания, которым так славятся танцоры-островитяне. Все вдруг поняли ипочувствовали, что этот танец не просто случайный набор движений илиимпровизация, а древняя традиция. В гавайской хуле тело танцора передает игрутаинственных сил природы, сияние радуги в небе, шум ливня, солнечный свет,колыхание ветвей пальмы, неумолкающий гул океана. И, как ни странно, научитьсяэтому можно всего за несколько часов занятий. Для многих пассажиров это сталонастоящим откровением, и привлекательность Островов открылась им в совершенноновом свете. С удвоенным усердием учились они танцевать; то, что началосьшуткой, превратилось в серьезное занятие.

А Сидней Селма продолжал выступать в своем репертуаре. Гаремего сузился до четырех-пяти девушек, которых, видимо, абсолютно устраивала егоманера общения.

Но в тот вечер я вдруг не обнаружил Нормы Радклиф в соседнемшезлонге, а потом увидел ее прогуливающейся по палубе с Сиднеем Селмой. Онапреданно смотрела ему в лицо и внимательно выслушивала его дурацкиедвусмысленности, грубые шуточки и сомнительные истории.

Тут же подоспела Берта и бухнулась в свободное кресло.

— Дональд, что ты такого натворил и что вообще происходит?

— А в чем дело?

— Только не смотри на меня круглыми глазами. Что ты сделал сдевушкой?

— С какой девушкой?

— С Нормой Радклиф.

— Ничего.

— А может, что-нибудь пытался сделать?

— Ничего.

— Черт! — Берта немного подумала. — Ну, так тоже с девушкамисебя не ведут. Надо, чтобы им все время приходилось быть настороже. Конечно, неследует переть как танк, но необходимо постоянно давать им знать, что тысуществуешь на свете, что у вас что-то происходит, что ты нормальный живойчеловек, в конце концов! Давай-ка, пошевелись, — затормошила она меня, —займись девушкой. Отшей этого кретина!

— Знаешь, Берта, я считаю, что это может повредить делу.

— Какого черта ты еще что-то считаешь? — завопила Берта.

— Да что ты понимаешь в женщинах?!

— Ничего.

Тогда Берта стала объяснять спокойнее.

— Сидней Селма чересчур агрессивен, но все понимают, чтоименно ему нужно. А ты слишком скромный. Вот твоя боевая подружка и решилавысечь из тебя искру ревности, чтобы ты слегка раскачался. Наверно, тыобращался с ней, как с гипсовой статуей святого. А теперь вылезай из шезлонга,пойди пройдись да следи за Нормой. Как только увидишь, что она отошла от СиднеяСелмы, — подходи и отбивай.

Берта выгрузилась из кресла и зашагала по зыбкой палубе. Виду нее был решительный: плечи развернуты, губы плотно сжаты, глаза стреляли посторонам.

Но я остался сидеть в своем удобном шезлонге.

Был прекрасный теплый вечер. Засмотревшись на лунные бликина воде, я и не заметил, как в соседний шезлонг проскользнула Норма Радклиф.

— Дональд, у меня есть к вам одна просьба.

— В чем дело?

— Мне нужен совет.

— Прошу.

— У меня возникли проблемы.

Я обернулся к ней и многозначительно поднял брови.

— Да нет, не то, — поспешно сказала она.

— А что?

— Меня шантажируют.

— Из-за чего?

— Из-за нескольких писем.

— Что это за письма?

— Письма, которые было бы не очень приятно увидеть в суде.

— Как же вас угораздило писать такие письма?

— Теперь-то я понимаю, да уж поздно.

— А кто вас шантажирует?

— Наш дражайший общий друг, — ответила она, и в голосе еезазвенела ненависть.

— Неужели Сидней Селма?

Она кивнула.

— А я-то подумал, что вы вдруг прониклись к нему интересом,— сказал я.

— Когда я узнала, что письма у него, я попыталась как-то кнему подступиться. Я не понимала, чего он хочет.

— И чего же он хочет?

Норма пожала плечами.

— А когда вы это узнали?

— Сегодня утром.

— Вы были с ним знакомы до этой поездки?

Она отрицательно покачала головой.

— Так вы действительно не понимаете, чего ему нужно?

— Ему нужно мое замечательное загорелое тело, если вас этоинтересует. Но только это не все.

— А оно у вас действительно загорелое?

— Вы что, не видели меня около бассейна? Я была в новомэластичном купальнике.

— Наверно, проглядел. Видимо, зачитался. Она вздохнула.

— Если бы вы не были так милы, то были бы невыносимы. А я-тонадеялась, что вы ко мне подойдете.

— Мне не очень нравятся эти крохотные бассейны на кораблях.

— Там-то все и произошло.

— Ах, ну да. Так вы говорите, это шантаж?

— Да.

— Он сказал, что вы должны выкупить эти письма?

— Фактически — да.

— Но цену не назвал?

— Нет.

— Он прощупывает почву. Цена будет объявлена позже.

— Думаю, что так.

— Боюсь, мне трудно что-либо вам посоветовать.

— Я на, вас очень надеялась.

— С чего бы это?

— Мне показалось, что вы такой… такой умный и понимаете чток чему. Чем вы занимаетесь, Дональд?

— Боюсь, мой ответ может вас удивить, — уклончиво ответил я.

— Вы не адвокат?

— В общем, нет.

— Что вы этим хотите сказать?

— Ничего особенного.

На ее лице отразилось отчаяние.

— Ну хорошо, — смягчился я. — Позвольте задать вам нескольковопросов. Когда вы решили поехать в Гонолулу?

— Недавно.